Эндрю Уайет не любил путешествовать. Он считал (правильно, конечно), что путешествия меняют путешественников, а сам он боялся утратить какую-то важную часть себя. Всю жизнь он прожил там, где родился, в Чеддс-Форд, штат Пенсильвания, на лето уезжая в Кашинг, штат Мэн.
Его картины точны, как топографические карты. Точны, и так печальны. Еще даже печальнее картин Хоппера, потому что Хоппер не был затворником. Или вот о затворниках: Сэлинджер, автор одной лишь «Пропасти во ржи», как и Хоппер со своими знаменитыми «Полуночниками», и Уайет с «Миром Кристины». А визуально все они проходят в ленте Терренса Малика «Дни жатвы». До чего же красив этот фильм, снятый подслеповатым кинооперотом Нестором Альмендросом.
Фермерская Америка. Этот ключевой образ, миф этого континента, лежащего через Атлантику. Провинция, дома, вещи, лики людей. Ты точно уже где-то это видел, ты смотришь, и в тебе рождается – тишина. Пустошь. Спокойствие. Миры Уайета немного отстраненные. Я посещаю их каждое воскресение в районе Краснополья. Выхожу из маршрутки, полдень. Весна. Черные, вспаханные поля частников или дачников. Небо обозримо до самого горизонта и даже дальше. Какую-то часть пути до дома, где живет мой ученик, иду пешком. После урока возвращаюсь на остановку той же дорогой. Пыль стоит столбом немилосердным. Солнце в самом разгаре. Я оглядываю это все словно бы со стороны, словно на съемках какого-то фильма. Я достаю свой сверхмегапиксельный телефон и начинаю снимать миры Уайета.
Иногда я пытаюсь найти миры Хоппера. Может, даже там, где живу, или вечерами, когда прогуливаюсь коротко после уроков. Они есть. Я снимаю их на телефон. Я называю эти снимки, людей, вещи и события на них «герои нашего времени». Я встречаю их в поездах, где мы все на некоторое время становимся одинокими в самом моем нелюбимом понимания слова «одиночество».
Я думаю, зачем таскаю с собой свой фотоаппарат, если большую часть снимаю на телефон? А вдруг попадется что-то, что можно будет снять Гелиосом, — размышляю я, и все равно извлекаю из кармана телефон.
И заглядываю в окна модных кофеен, кафе, магазинов, где происходит игра в жизнь. В настоящую жизнь. Я прохожу мимо сообществ, сидящих весенним вечером на бульварах и улицах, словно это их собственные бульвары и улицы. Я заглядываю в полупрозрачные пакеты, доверху наполненные бананами или таящими на самом своем дне американские розовые пончики. Люди ходят туда — обратно, сжимают друг друга за руки, не подозревая, что в конечном итоге — каждый Одинок, как бы не прикрывался другим, мужем ли, женою и прочее. Но может повезти случайно: мы находим того, кто совпадает с нами в нашем мироощущении. Игра в настоящую жизнь? Не вовсем.
Попадаются дома, коты, натюрморты. Я снимаю их. Это мои миры. Такие же одинокие, как и миры любимых Уайета и Хоппера. Может, я их тоже однажды нарисую, а не только сфотографирую?